Гл.3
Как только пропала последняя полоска тени у валуна, как на верхней площадке его засверкал отраженными солнечными лучами заветный топор. Ахнул народ и вновь
тишина нависла над площадью. Замерли все в ожидании того, что теперь происходить будет. А Осок, переложив посох в левую руку, правой потянулся к топору. Ухватился за кованное железными кольцами топорище и легко, без напрягу всякого, поднял топор,
который видом своим показывал, что не для руки седовласого старца кован был.
- Свершилось! – Прокричал в толпу Осок. – Я вилось чудо Хорсово! Знать, быть поединству назначенному! Знать, обретет топор этот по воле Хорса хозяина нового, с которым и будут вершить дела им надуманные! Слава Хорсу! Слава сыну великого Рода!
С этими словами подошел Осок к голове.
- Возьми топор, голова. Верши волю богов! – Осок протянул топор, за который тут же ухватился голова. Только не получилось у него удержать топор в одной руке, как сделал
то Осок. Чуть не выронил и тут же второй рукой ухватился за топорище. Тогда только и смог на уровне пояса удержать.
- Помогите ктой-то! – Рявкнул голова на стоявших неподалеку сыновей своих. Оба сына бросились на помощь отцу и ухватились за топор с двух сторон. После того они втроем уложили топор на высокий чурбан, установленный напротив площадки для
поединков. Чтобы виден был каждому поединщику, чтобы каждый знал, за что на поединок отважился.
- Начнем, однако! – Под одобрительный гул толпы объявил голова. И, повернувшись к старшему сыну, поручил. – Зови поединщиков. Пущай при всем народе жребий тянут, кому с кем силу являть.
Выступили на свободное место перед площадкой двадцать три поединщика.
- Чего-то одного не хватает для пары! Так-то не по обычаям!
Еще один нужон! – Объявил в толпу голова. – Может из нашинских кто насмелится?!
- Коль надобен еще один поединщик, позволь, голова, братцу моему меньшому в этом деле поучаствовать. Должон же он когда-то мужицким делом заняться. Хватит в
недорослях числиться.
– Из толпы протиснулись на площадку двое. Один худощав, златокудр, тонок в стане.
Другой же прямая ему противоположность: на две головы выше братца своего старшого, на целый локоть в плечах шире. Только цветом волос на голове и схожи. – Усилом
наречен от рождения.
- Больно молод. – Усомнился голова. – Сдюжит ли такое дело? Сломают твово брательника на раз. Вишь, какая сила ноне сюда явилась?
- Ничего. Сдюжит, пожалуй. Пущай жребий тянет.
- Сами на то пошли! – Предупредил голова, указывая рукой, что Усил может занять место среди поединщиков. – А теперь к делу! В мешочке, что сын мой вынес, лежит две дюжины камешков. Шесть из них белые. Вот, глядите. – И голова
высыпал на подставленные сыном ладони содержимое мешочка. – Все так? Тогда и приступим. Всяк из вас должон по камешку из мешочка выловить. Кому белые достанутся, тот ныне биться за топор будет. Кому черные камешки
выпадут, тот завтра жребий потянет. И так четыре дня будет. Каждый день победитель единый объявлен будет. На пятый день победители схватятся. Тогда и порешим, кому топором владеть. Так-то!
В первый день поединков участие в них по воле жребиев
не приняли ни Усил, ни богатырь в черной маске. Во второй день такое же выпало. Народу на площади поуменьшилось. Те, кто побежденными оказались, отбыли в родную
сторонку. Чего глядеть на то, как другие радость победы празднуют с друзьями своими?
На третий день выпало Усилу тело свое поразмять. Долгим день показался, пока над противниками победы ладил. Всех одолел. Потому победителем объявлен народу
был. Удивленный люд ревел от восхищения, когда никому не ведомый парень невесть
откуда взявшийся валил противников своих. Сколько силы всяк отдавал каждому поединку! А у Усила на лице всегда улыбка, словно для баловства на помост взошел.
- Славный богатырь миру явился! Толковый мужик вырос! Этот еще не раз прославится! – Неслось из толпы в ответ на его победы.
На четвертый день победителем стал могучий боец в черной маске. Пришел он к победе, пожалуй, полегче, чем Усил к ней шел. Толпа тоже восхищалась богатырем и
пророчила ему победу в последний день.
*****
- Перед последними поединками надо бы к Купаве заглянуть. – Предложил Усилу его брат, переговаривая с ним через щель в частоколе ограды двора жилища головы.
- Что ты, Коляда? Не дозволено поединщикам со двора сходить до последней схватки. – Остерег его Усил. – Иначе отправят туда, откуда пришли.
- Хорошо. Я сам к ней наведаюсь. Мало ли чего присоветует.
Бородатый мужик удивленно вздернул брови, когда Коляда спросил у него, где избушка бабки Оскарихи.
- Вроде тут была. Ночевали в ней даже! – Убеждал мужика Коляда.
- Ты, паря, не с дуба ли упал? Отродясь, сколь свет белый вижу, никакой избушки и никакой Оскарихи тут не знавал и не видывал. Чего прилип-то. Хочешь старшому мужу голову морочить?! Я те щас бока помну, коли родитель в свое время не успел тебя уму разуму поучить!
Гл. 4
Обманула ночь тишиной и своей яркой звездностью, обещая добрую прохладу и покой крепкого сна уставшим от дневных забот людям. До полуночи только и лежала
тишина. А потом под звездным небом полыхнуло заревом пламя огромного костра. То горели немудреные постройки поселенцев. Горело все, что могло гореть. А в свете
разбушевавшегося пламени метались меж горящими постройками черные тени конных и пеших людей, блестели лезвия мечей, ножей и топоров. В ответ на их суету летели в
ночь стоны тех, кто крепко держался за жизнь и не сразу расставался с ней после ударов смертоносного оружия. Раздавались крики детей, которых безжалостные руки
ночных налетчиков швыряли в огонь, чтобы не осталось на месте их кровавого пиршества ни одного, даже самого малого, свидетеля этой обожженной пожарищами ночи. Изо всех поселенцев только двое убереглись от страшного ночного набега. Им дано было богами сохранить в памяти события этой ночи. Два мальчугана, невесть откуда набредшие на поселение несколько лет назад, взирали на страшную картину из глубокой норы, которую отрыли для игр своих мальчишеских и в которой не были обнаружены ночными налетчиками.
- Всех ли порешили?! – Вопросил у столпившихся вокруг него предводитель, восседавший верхом на коне и закованный в дорогие доспехи.
- Всех! Никого не оставили – Заверили голоса налетчиков.
- Вот и славно! – Похвалил предводитель. – Свершилось то, что обещано было им, когда сброд этот решил в отдельности от соплеменников жизнь свою налаживать. Ушли в земли
чужие, отказавшись от податей владыке своему! И пожить то долго не успели на землях чужих, как сыскал я их и наказал достойно! Уроком иным будут угли на месте их
поселения. А вы слухи пускайте, что в краях этих народец больно зол и к расправам легок. Добра здесь искать нечего. Расправа неминуемо чужаков ждет. Не в первый год, так во
второй, или в пятый, как этих своевольников. В обрат двинем пока день ясный не принес сюда каких гостей случайных. Не должно нам чужим глазам являться. О делах наших тут забыть на веки. У кого язык не сдержится, того ждет то самое, что и ждало народец, нами здесь побитый. Помните!
В это время взметнувшееся пламя осветило лик предводителя.
- Он! – Прошептал мальчуган, что постарше, на ухо второму. – Это он наших батьку с мамкой жизни лишил. Помни все, Усил!
Лишь, когда солнце взбежало в небеса из-за стоявшего темной стеной густого леса вдалеке, решились мальцы пойти в поселение. Встретило оно их непривычным запахом
удушливой гари и гробовой тишиной вместо привычного по утрам мычания коров и блеяния баранов, угнанных ночными налетчиками в качестве добычи своей военной. Кое-где, где огонь не добрал должной силы, на углях виднелись скрюченные, обуглившиеся останки, в которых невозможно было угадать погибшего. Сколько ни кликали в надежде услышать ответные голоса, ни до кого и не докричались. Никто, по всему судя, не избежал кровавой расправы. Одни они остались. Без крыши над головой. Без пищи. Только и
было у них, что пара сухарей, что выпросили накануне у доброй тетки Исты. Грубая на вид от тяжких трудов, которые легли на ее плечи была Иста по характеру своему добрейшей из всех женщин поселения. Не послали ей боги радости выносить собственных детей во чреве своем. По той причине и была отторгнута мужем и изгнана из жилища его. Так велел обычай. На такое решение дал добро и старшина поселенческий. Появление в ее
жизни двух мальцов оценила она как явление божьей благодати. В маленькой ее
шалаше-избушке нашли мальчуганы материнское тепло и добрую заботу. А Иста, назвав их своими детьми, гордо ходила теперь мимо жилища своего бывшего мужа и
нисколько не завидовала, что в жилище том растут трое младенцев-погодков. И что из того, что изгнана она за бесплодность? Вона, гляди! Боги дали двух детишек сразу в
добрые руки ее.
Нет теперь доброй тетки Исты, которую младшой уже
изредка мамой окликал. Никого нет! Одни…
- Здеся нам высиживать нечего. Пойдем искать, где добрые люди есть. – Сказал старшой, беря брата за руку.
- Пошли. – Согласился тот. – Ты ведь старшой, Коляда. Тебе и решать дела все.
- Тетка Иста сказывала, что в половине дня пути живет у леса
мужик какой-то. Лесными делами промышляет. Говорила, что добр очень и ей по нраву. Хотела в отцы нам позвать. К нему пойдем. Чай, не оставит в беде. Больше и идти некуда…
